Зайцев Фёдор Яковлевич родился 25 июня 1924 года в селе Непхаево Яковлевского района. Там семья проживала до 1927 года, потом переселилась в село Смородино того же района.
В 1938 году переехали в город Харьков, где Федор Яковлевич окончил 10 классов средней школы и поступил в Харьковский авиационный институт. Но учиться в нём не пришлось в связи с начавшейся Великой Отечественной войной и эвакуацией института в г. Саратов. Но студентов эвакуировали только с 3 курса и выше.
В связи с оккупацией города Харькова немецко-фашистскими захватчиками семье Ф.Я. Зайцева в декабре 1941 года пришлось возвращаться обратно в Смородино, тоже уже оккупированное.
Фёдор Яковлевич вспоминает: «Отец мой с июля 1941 года был на фронте. Я проживал до освобождения нашей территории Красной армией. В марте 1943 года я был призван в армию и отправлен в 45 запасной артиллерийский полк Центрального фронта для обучения артиллерийской специальности разведчика-вычислителя. Специальность требовала высокого общего образования, а оно у меня было в объёме 10 классов. Солдаты-артиллеристы этой специальности считались солдатской интеллигенцией. Для подготовки специалиста этого профиля требуется доскональное знание алгебры и тригонометрии, необходимое при стрельбе из орудий.
Солдаты этой специальности являются первыми помощниками офицерскому составу при работе с топографическими картами и находятся с ними на огневых позициях при ведении артиллерийских стрельб.
В запасном полку я проходил обучение до начала боёв на Орловском направлении 5 июля 1943 года, когда сразу же меня в числе других направили на передовые позиции в 1214 артполк 4-го артиллерийского корпуса.
Сначала я проходил службу во взводе управления дивизиона, а затем в процессе боёв был переведён в батарею управления полка. Полк имел на вооружении 24 76 мм дивизионных пушки на механической тяге американской поставки. Истины ради, надо сказать, что поставка автотехники из США в то время имела для нашей армии огромное значение, хотя уже много позже, когда после войны была опубликована переписка Сталина с Рузвельтом, мы узнали, что не всё, что мы у них просили, а они могли дать, мы от них получили.
В этом полку я прошёл с боями от Орла до Белоруссии, где 5 декабря 1943 года под г. Жлобин я был первый раз ранен в ногу. (Дата хорошо запомнилась ещё и потому, что в прошлом это День сталинской Конституции). Разрывом того же снаряда рядом со мной убило другого солдата, и по ошибке полковому почтальону сказали, что убило солдата Зайцева. А тот, не разобравшись, на письме, пришедшем мне от отца, тоже находившегося на фронте, написал: «Погиб в боях за Белоруссию» и отправил обратно по полевой почте. Отец, получив возвратившееся письмо с такой надписью, чтобы подготовить к такому сообщению мать до прихода похоронки, пишет письмо тётке с просьбой подготовить мою мать. К счастью, пока шла эта переписка, я прислал матери письмо из госпиталя, до того, как она узнала о моей «гибели». В это же время я написал и отцу на фронт.
После лечения в госпитале я был направлен на фронт в 317 артиллерийский дивизион особой мощности калибра 280 мм. О существовании орудий такого калибра в сухопутных войсках я до того и не знал. Снаряд этих орудий весит 300 кг, а не 15, как в орудиях, с которыми я имел дело до этого. И что удивительно (как стало известно от работников райвоенкомата) в этом дивизионе, а таких было всего 3 на всём фронте, в разное время проходили службу: в довоенное время – Безрукий Фёдор Михайлович, в военное время – я и Давыдкин Георгий Андреевич, в послевоенный период – Перегуд Вадим Иванович. Не знаю, как сложилась бы моя служба в этой, прямо скажем, элитной части, я не знаю, но прослужил в ней всего три месяца, так как открылась рана, и я снова попал в госпиталь, а через две недели был направлен уже в другую часть. На этот раз в маломощную полковую артиллерию полкового полка на 2-й Белорусский фронт. Направление движения нашей 129 Орловской стрелковой дивизии было в сторону Восточной Пруссии. До самой её границы наша дивизия, а с ней и наш полк двигались относительно быстро, и особых критических ситуаций по пути не было. Намного сложней стало, как только мы из Польши перешли восточно-прусскую границу (в январе 1945 года). Эта граница оказалась основательно укреплённой и жёстко оборонялась. И это было неудивительно – наша армия двигалась в направлении Кенигсберга – цитадели восточно-прусского милитаризма. Продвигались мы медленно, а в третьей декаде января немцам удалось остановить наши войска, а 25 января они пошли в контратаку, притом крупными механизированными силами, с самоходными орудиями «Фердинанд».
Впередистоящие наши противотанковые пушки сразу справиться с ними не смогли и в течение нескольких минут были уничтожены. Наша батарея со своими противопехотными пушками против их 100 мм брони сделать абсолютно ничего не могли. В этот момент подумалось, что меня ждёт судьба моего отца, тоже артиллериста, – он погиб в 1944 году в подобных обстоятельствах, контратаке немецких танков (об этом мне потом написал на фронт парторг батареи, в которой служил отец). Как всё сложилось бы в моем случае, неизвестно, если бы в тот момент справа, чуть позади орудия не разорвалась немецкая мина, которая размозжила голову заряжающему орудия, а меня иссекла осколками, и одна из шрапнелей поразила правую руку. Излечивался я в прифронтовом госпитале. Осколки вытащили, а шрапнель до сих пор находится в мускуле правой руки.
Фронту нужны были солдаты из-за больших потерь, и уже в начале марта я снова на фронте, хотя рана ещё немного гноилась. Был направлен в свою часть. По прибытии в полк меня поздравили с награждением медалью «За отвагу» и направили в свою батарею. Численность личного состава в батарее была к этому времени только половинная, потери на пути к Кёнигсбергу были очень большие. Но всё-таки в первых числах апреля Кёнигсберг был взят, и нашу армию сразу же перебросили с 3-го Белорусского на 1-й Белорусский фронт на Берлинское направление, под Франкфурт-на-Одере.
Всем известны трудности наших войск при взятии Берлина. Не минули они и наш полк. Но с взятием Берлина, а наша армия прошла по его южной окраине, Красная армия сравнительно быстро вышла на рубеж реки Эльба.
Для нашей части война закончилась уже 5 мая, когда мы вышли на восточный берег Эльбы, а на западном уже были американские войска. Наш полк расположился в небольшом городке Бург в 4-х км от Эльбы. И сразу же, как только стало известно о безоговорочной капитуляции Германии, в нашем городке произошла, без преувеличения, грандиозная встреча с американскими военнослужащими. Город заполнили американцы. Войны как не бывало. Американцы были общительны, незнание языка не мешало общению. Взаимному контакту ни одна из сторон не препятствовала. И, к сожалению, совершенно другая обстановка была у нас, когда формировались делегации для поездки на Эльбу к американцам. Во-первых, по сравнению с американской делегацией, наша делегация была мизерной, с тщательной фильтрацией делегатов органами КГБ, чтобы никто не вздумал расхваливать американскую армию и порядки в ней. Фактически уже с того времени началась так называемая «холодная война» между нами и нашими союзниками по антигитлеровской коалиции.
Нам же предстояло возвращение на Родину, где каждый из нас должен был дослужить определённый срок в Красной армии. Пробыв на Эльбе около 2-х месяцев, наша часть своим ходом, т.е. пешком двинулась теперь уже «вперёд, на восток». Лето в тот год было жарким, и наш поход был не из легких.
На место постоянной дислокации нашей стрелковой дивизии под городом Полоцком в Белоруссии мы пришли в августе 1945 года в казармы довоенного гарнизона, пустовавшие с 1941 года.
Запомнилось и врезалось в память увиденное по пути домой. Все мы слышали громкий лозунг, что, если начнётся война, то мы будем воевать на чужой территории, на землю нашей страны не ступит вражеская нога. Залогом этому на Западе, откуда мог быть самый вероломный противник, должна была стать наша оборонительная линия долговременных сооружений. И что же пришлось увидеть, возвращаясь из Германии: недостроенные железобетонные огневые точки, которые, будучи достроенными, могли бы не только остановить, но и задержать противника, а в конкретном случае войска фашистской Германии в 1941 году. И Минск не был бы взят немцами уже на 7-й день войны.
А помешал достройке и оснащению сооружений вооружением бравурный поход наших войск в Западную Белоруссию и Западную Украину. Тогда казалось, что со сдвижением границы на запад эта линия не нужна. Что вышло в действительности, всем известно.
А присоединением к Советскому Союзу Западной Украины мы включили ярый антисоветский анклав в советское время и ярый антироссийский – в постсоветское, с центром во Львове, откуда и возникла т.н. «оранжевая революция». И вообще, не было бы сепаратизма Украины. Его истоки нужно искать в Западной Украине 1939 г. и Прибалтике 1940 г. Фактически оттуда начался развал Советского Союза.
Я далёк от идеализации существования Советского Союза, но такие стратегические просчёты тех далеких лет являются причинами существующего положения в постсоветском пространстве.
А пока приходится встречать 60-летие Победы над фашистской Германией в такой международной ситуации, которая сложилась. И как нам досталась победа, теперь уже всем известно. Главное, чтобы государство не забывало тех, кто её завоевывал как на фронте, так и в тылу, как живых, так и тех, кого уже с нами нет.
В порядке военно-романтического воспоминания напишу об одном из них, уже ушедшем, о моей фронтовой встрече с двоюродным братом, старшим лейтенантом, артиллеристом, Зайцевым Павлом Ивановичем.
Это произошло, когда я вернулся из госпиталя после второго ранения на передовую в свою часть в конце марта 1945 года. К этому времени наши части были уже близки к берегам Балтийского моря. В то раннее утро на нашем участке было на редкость спокойно. Мы ожидали команды на дальнейшее продвижение вперёд. Брата я увидел у своей батареи и, не веря своим глазам, окликнул. Он возвращался из штаба дивизиона на свой наблюдательный пункт, который находился впереди нашей батареи. На момент нашей встречи он был старшим лейтенантом, начальников разведки артиллерийского дивизиона соседнего дивизиона 4-го стрелкового корпуса. Мы расстались с ним в Харькове сразу после начала войны. К этому времени я окончил общеобразовательную десятилетку, а он – 10 классов Харьковской артиллерийской спецшколы с последующим обучением в артиллерийском училище, куда он и был направлен. Харьковское артучилище в связи с началом войны было эвакуировано в Ташкент, и с тех пор мы не виделись.
За это время погиб на фронте его родной брат, лётчик, погиб мой отец. Какой радостной была наша встреча, нетрудно представить. Оставшись оба живыми, мы потом ещё раз встретились, уже на Эльбе. Их дивизия, как и наша, после падения Кёнигсберга, была переброшена под Берлин. Всё это время мы не теряли связи по почте. После окончания войны наши дивизии расположились недалеко друг от друга, и он приезжал ко мне в часть до отправки домой. По причине старого ранения он демобилизовался на год раньше меня, и сразу поступил в Харьковский инженерно-технический институт. Туда позже поступил и я. Павел Иванович окончил аспирантуру и до конца своих дней преподавал в институте сначала рядовым преподавателем, затем доцентом, а потом профессором заведовал кафедрой.
Сейчас его уже нет в живых, а мне воспоминание о нём, как дань всем, кто самоотверженно воевал и добросовестно трудился в мирное время».
Зайцев Фёдор Яковлевич награждён медалью «За отвагу», орденом Отечественной войны I степени.
